– Слушай, ты, недоразумение ходячее. Ещё одно такое содомитское предложение, и твои уста будут услаждать чресла моего слона. Понял?
Поэт взглянул на внушительное достоинство Хитрого Глаза и побледнел.
– Да, о, величайший из принцев.
– Тьфу. Ты говорить нормально умеешь? Без попыток поцеловать собеседника в зад?
– Умею… Но султан…
– К Иблису султана, – перебил я рифмоплёта. – Чем ты вообще занимался при дворе и какого чёрта ты там не остался?
– Я ус… – Парень запнулся и нервно посмотрел на слона. – Я сочинял хвалебные поэмы для султана и восхвалял его правление. А потом султану донесли, что я непочтительно выразился о нём… пришлось убегать от стражи. Хвала Аллаху, прекрасная Марьям подарила мне один из своих браслетов, что позволило мне бежать.
– Повторяю вопрос: зачем мне сдался, поэт?
– Я мог бы написать стихи, что разнесут твою славу по миру… Все султаны держат при дворе таких, как я.
Это значит, он будет трепать языком при дворе, нести про меня гадости за спиной, а я буду его содержать? Охренеть! Вот откуда пошла гнилая интеллигенция!
– Значит, так. У тебя два пути. Первый – ты отправляешься к диким неграм. Будешь их услаждать. Второй – ты принимаешь христианство и вступаешь в армию. В мою армию. Там из тебя дурь выбьют. Например, стихи писать ты будешь, только заслужив это право в бою. Зато мужиком станешь. Настоящим, а не полусодомитским недоразумением, которое передо мной сейчас стоит. Выбирай.
Поэта чуть удар не хватил. Он долго ловил ртом воздух, соображая, как мне ответить, но потом лицо его переменилось, и он молвил:
– Я пойду в твою армию, принц. Я докажу тебе, что поэты – это тоже настоящие мужчины.
Ну-ну, удачи тебе, рифмоплёт.
Я отправил поэта креститься (незачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня), а сам посмотрел на слона. Вот где великая сила – не только мочит врагов в поле, но даже может заткнуть пасть поэту! Причём если надо, то и хозяйством. Я прыснул, но потом задумался. А что, если снарядить Хитрого Глаза и использовать его не только как мобильную батарею? Например, вломиться в лагерь врага и порешить командование?
Это была мысль. Шкура у слона толстая. Если ещё надеть наверх деревянную или бронзовую чешую, то он будет неуязвим для стрел и хорошо защищён даже от копий. Чешую сделать можно. Мануфактура осилит. Надо бы ещё оружие ближнего боя – а то насядут, порубят хобот, засунут копьё в задницу, наконец… Зажигалки в принципе неплохи. Может, попробовать сделать огнемёт? Идея… стрелять, например, смесью масла и спирта… или какую-нибудь жидкость на смоле устроить… думать надо. Как защитить глаза? Идеалом были бы очки из бронестекла. Ага, где я его возьму? Пластиков-то нет. Хотя… помню, бронестекло делали из нескольких слоёв ламинированного стекла, то есть триплекса по-русски. Ещё бы знать, чем ламинировать… И тут меня осенило – нитроцеллюлоза! Первые ламинаты были из нитроцеллюлозы!
Ма-а-а-а-ать! Да любись оно всё мерседесом! Чтобы я ещё в эту химию полез! Лучше считать регрессии без компа на миллион обсерваций. Химик долбаный! Чёрный властелин алхимии, калькулятор мне в задницу! Ёкарный бабай… В общем, моя лаборатория взорвалась к едрёной матери. Я как муд…рец начал нитровать хлопок… И заодно варить нитроглицерин… короче, еле успел выбежать и заорать мужикам на крыше прыгать. Похоже, все целы. Почти. По ощущениям, у меня кислотный ожог на сраке. Ну, ё…лки едрёные.
Тем временем останки лаборатории занялись пламенем, а на звук взрыва (или моих воплей?) начал сбегаться народ. А я, оказывается, лежу на секретарше…
– Ты цел?
– Ты цела?
Мы спросили друг друга одновременно и засмеялись. Охнув, я встал – ожог на заднице давал о себе знать. Я подал руку девушке и помог ей подняться.
– Симран, что у меня с задницей?
– Дырка. На одежде. Небольшая. А меня ещё собой никто не закрывал. – Девушка хитро улыбнулась.
Я не стал развивать скользкую тему. Секс – это хорошо, но вот только романтики мне на Чёрном континенте не хватало. И вообще, я женатый человек… был. Да, поздновато я об этом вспомнил. Уж это обстоятельство на Ягбу Циона не распространяется. Как, впрочем, и всё остальное, что осталось в двадцать первом веке. Хоть со временем тоска притупилась, но всё равно порой накатывает. Как сейчас. Похоже, мои мысли добрались и до моей физиономии, поскольку улыбка с лица индианки испарилась.
– Принц! Ты в порядке?
– Вроде да, разве что ожог пониже спины. – Я перевёл взгляд на собравшихся вокруг негров: – Так, нечего здесь толпиться. Вот ты, – я указал пальцем на молодого бляхоносца, – найди моего слона и организуй бочку с водой затушить огонь. А остальные – марш по своим делам.
Под тяжестью моего взгляда зеваки испарились с места происшествия. И правильно, я сейчас не в духе, нечего усугублять. Остался только Тамар.
– Что произошло, мой принц?
– А хрен его знает. Что-то намутил с нитрованием… Попёрли бурые клубы, сначала слабо, потом все сильнее. Не успел моргнуть, как смесь плюнула в потолок. Когда я выбегал, там уже что-то загоралось. Потом, видимо, что-то из предыдущих наработок рвануло. Хорошо, что мало успел произвести. Не химик я, отнюдь.
– Принц, а почему ты вообще этим занимаешься? – вкрадчиво спросил меня монах.
– В смысле? – Не понял намёка.
– Ты ведь знал, что всё это может взорваться.
– Ну знал. А что делать?
– Как что? Описать процессы мне! Не дай бог нам снова тебя потерять. А уж со склянками я управлюсь не хуже тебя, Ягба. Да и пара юных бляхоносцев под моим началом весьма прилежна в деле алхимическом. Твой великий предок Соломон не своими руками строил Храм Господень. Так и ты, чем сам лезть в лабораторию, лучше объясни мне, что нужно делать. – Монах даже покраснел во время своей тирады.